НА СЛУЖБЕ ПРИРОДЕ И НАУКЕ ЭПИЛОГ И сей день не без завтрашнего!
Недавно довелось мне быть на довольно торжественном мероприятии: в Государственной думе проводились “Дни Ханты-Мансийского округа” (несколько раньше они проходили и во Всероссийском Выставочном Центре). Можно было там отведать копченого муксуна, увидеть берестяные изделия и разные вышивки с берегов Конды и Казыма, но все-таки больше всего места на стеллажах и столах занимали книги, вышедшие в свет не только в самом Ханты-Мансийске, но и в Сургуте, Нижневартовске, Советском и других районных центрах, превращающихся из некогда захудалых поселков в просторные и благоустроенные города, соединенные железнодорожными магистралями со всей Россией. Среди многих красочных книг, альбомов и буклетов (были там книги и альбомы о заповедниках “Малая Сосьва” и “Юганский”, о нескольких природных парках ХМАО) мое внимание привлекло хорошо оформленное издание трудов Первой Всероссийской научно-практической конференции, состоявшейся в Нижневартовске в ноябре 2000 года. Название книги вполне соответствует духу и проблематике нашего времени: “Исследования эколого-географических проблем природопользования для обеспечения территориальной организации и устойчивости развития нефтегазоносных регионов России (теория, методы, практика)”. Она выпущена в свет под грифами Администрации Ханты-Мансийского округа, Российской академии естественных наук, Нижневартовского пединститута, ДЗАО “НижневартовскНИПИнефть”, Института природопользования NDI.Ltd, Института оптики и атмосферы СО РАН и посвящается 70-й годовщине округа. Да, Кондо-Сосвинский заповедник, о котором мы поведали читателям, жил и действовал в иной стране, в другой исторической эре, хотя промежуток между этими эпохами весьма краток. В подтверждение этого, приведем отрывок из отчета В.В.Васильева из его обследований 1927 года. “До сего времени все торгующие организации заинтересованы в получении от инородцев только пушнины и сырья, совершенно не обращая внимания на возможность сбыта, могущего быть весьма рентабельным, кустарных изделий, изготовляемых тузнаселением из того же сырья и отбросов пушного промысла. Многие изделия по выработке и прочности незаменимы, а по художественному выполнению совершенно оригинальны и, несомненно, исправленные в известную сторону рынком, будут иметь прочный постоянный сбыт, вплоть до заграничных рынков, где из предметов первой необходимости перейдут в разряд предметов роскоши (расшитые меховые женские шубы-хан-женсахи, покроя манто). Налаженный сбыт кустарных изделий в значительной степени и в первую очередь улучшит экономическое положение Севера. Как на пример, укажу на выделку птичьих мехов малососвинскими остячками и тапсуйскими вогулками. В настоящее время по бассейну рек Малой Сосвы, Тапсуя и Воръегана производится промысел черной утки (турпана), специально пленками /т.е. растянутыми сетями - Ф.Ш./. Запретить этот промысел туземному населению при его нынешнем экономическом положении мы не имеем нравственного права. За весну пленками добывается от 100 до 300 голов уток (на семью). Обычно для продажи утки выщипываются и черный пух сдается по цене 6р.50 к за фунт, белый - по 1р 20к. Для получения 1 фунта черного пуха необходимо выщипать 40-60 уток, тогда как из этого же количества шкурок выходит полный мех на шубу, которую носят туземцы. Мех этот, по удалению пера, служит до 15-20 лет и стоит на месте 12-16 р., а на городском рынке всегда будет стоить вдвое. Мех из серой утки можно приобрести за 6-8 р. Вообще труд у инородцев расценивается очень низко. Прочные и красивые меха набирают из голов и шеек хохлатой чернеди, гоголя и гагары. Мех, собранный из шкурок поганок, по красоте может конкурировать с лучшими пушными мехами. На изделия из отбросов зверового промысла укажу на меха из собольих и беличьих лапок и на меха из оленьих и лосиных ушей. Бисерными вышивками остячки славятся давно, а узорчатые коврики (тапы) из осоки могут служить оригинальным украшением где угодно” /20/. ...Нет, не смогли конкурировать коврики из оленьих ушей или осоки с нефтью и газом; давно уже “живых коней обогнала стальная конница”... Не только изделия из “птичьего меха”, но даже шкуры соболей и бобров теряют былую значимость, пушнина уже не является тем “мягким золотом”, каким была прежде. Во-первых, усилиями охотоведов почти по всей России расселены теперь европейские бобры, во вторых, “волшебница-химия” со своей синтетикой подорвала значимость пушного дела и охотпромысла. Но все это не дает нам права смотреть на прошлое свысока или забывать о нем. Нельзя ограничиваться и теми штампами, которые привычно кочуют из одной книги в другую. Кондо-Сосвинский заповедник не светоч науки, а живая жизнь людей на определенном этапе нашего общества, моей же задачей было добросовестно показать, что с ними происходило на самом деле. Исполнив это в меру слабых сил своих, сообщу теперь и то, что мне известно о судьбах героев этого повествования.
Василий Николаевич Скалон, защитив в 1946 г. докторскую диссертацию по бобрам Сибири, стал организатором отделения (позднее - факультета) охотоведения, созданного в Иркутском сельскохозяйственном институте в 1951 г., и занимался там преподавательской и научной работой до 1975 г., когда переехал в город Кемерово, где скончался 2 февраля 1976 г. В 1962-1968 гг. он возглавлял кафедру зоологии в Казахском педагогическом институте (г.Алма-Ата). Скалон уделял много внимания не только охотоведению, но и охране природы (в частности - в зоне строительства Байкало-Амурской магистрали), активно участвовал в борьбе за восстановление заповедника на Малой Сосьве, опубликовал много научных трудов. Его бывшая жена, Ольга Ивановна (он разошелся с ней вскоре после отъезда из заповедника), тоже стала доктором биологических наук и работала в Ставропольском отделении Всесоюзного Института Микробиологии (скончалась в 1990 г.). Старшая дочь их, Ольга Васильевна, также была зоологом и охотоведом (она училась в Иркутском университете, как и вдова В.Н. Скалона, Татьяна Николаевна Гагина, ныне профессор Кемеровского университета). Ольга Васильевна выпускала европейских бобров в Иркутской области (Шиткинский и Качугский районы), некоторые ее материалы включены в отцовскую монографию; умерла она в 1991 г. в Туле. Огромный личный архив В.Н.Скалона частично был им сдан при переезде в Кемерово в Иркутский госархив, но основная его часть находится у Т.Н.Гагиной и младшего сына Николая Васильевича (недавно он тоже стал доктором наук) в Кемерове. К столетию со дня рождения Василия Николаевича (2003 г.) они готовят книгу о нем, а Иркутская сельхозакадемия (бывший ИСХИ) намечает проведение конференции, посвященной памяти этого выдающегося ученого. Борис Фокич Коряков умер на рубеже 1970-80-х гг, а его брат, писатель Олег Фокич, еще ранее, вскоре после наших встреч в Москве в 1971 г.
Е.В.Дорогостайская и К.В.Гарновский, как мы помним, переехали в Ильменский заповедник, где их жизненные пути на недолгое время разошлись. Импульсивная Евгения Витальевна влюбилась в какого-то молодого сотрудника, но их счастье было коротким, и вскоре они расстались. Дорогостайская переехала с Урала сперва в Жигулевский заповедник, а затем в Дарвинский, после чего вернулась в Ленинград, где снова сошлась с кротким Кронидом Всеволодовичем. Он еще на Урале стал писать свои воспоминания о детстве и юности (недавно они были частично опубликованы - 35), оба они работали в Лениграде как ботаники, но Гарновский практически прекратил научную деятельность, Дорогостайская же проявила большую активность, защитила кандидатскую диссертацию о сорных растениях Крайнего Севера /41/, который она изъездила вдоль и поперек, не раз бывала она и за рубежом, написала много статей о своем отце и его заслугах в деле изучения Байкала. Кронид Всеволодович продолжал писать стихи, издал одну детскую книжку /32/, активно сотрудничал с В.В.Бианки, закончил свои мемуары о заповеднике. В декабре 1987 г. Е.В.Дорогостайская писала мне: “Кронид Всев. совсем состарился и спит по 14 часов в сутки. Однако подготовил по требованию друзей своих сборничек стихов, “наскреб”, как он говорит. Сам бы не стал, но они хвалят, хотят отнести даже к Дмитрию Лихачеву. А вот за Конду-Сосьву никак не могу усадить. И осталось-то ему всего ничего. Беда с этими стариками - как с детьми. С кровати не стащить, на улицу не выгнать. Ведь ему же хуже от этой “барсучьей” или даже “кротовой” жизни” /45/. Умер он 29 ноября 1988 г. В 1989 г. прах его был перевезен М.И.Гавриловым в Хангокурт и там предан земле недалеко от могил Раевского и Игнатенко. На памятной доске с эмалевым портретом бронзовая дощечка, где выгравированы строки из стихов ботаника-поэта: “А здесь осталось все, как прежде, / и не заметила тайга,/ что мой костер горел все реже/ и наконец совсем погас...” Евгения Витальевна завершила работу над воспоминаниями мужа об их работе в Кондо-Сосвинском заповеднике и в 1993 г. они все-таки были изданы в серии “Библиотечка журнала “Югра” под редакцией В.К.Белобородова (мы не раз приводили цитаты из этой замечательной книжки, которая, поистине, “томов премногих тяжелей” /33/). В начале 90-х годов Дорогостайская закончила и книгу о своем отце для серии “Научно-биографическая литература Академии наук”, но с изданием ее возникли трудности, требовались средства. Неугомонная старуха отважно отправилась в США по приглашению своего коллеги и друга, профессора Форреста, чтобы заработать лекциями сумму, необходимую для издания. Где-то в гостях у своих дальних родственников она ночью упала с высокой лестницы и вернулась в Петербург чуть ли не на носилках. Тем не менее книга “Виталий Чеславович Дорогостайский (1879-1938)”
под редакцией Д.В.Лебедева все-таки вышла в 1994 г. в свет, в ней имеются не только материалы о научной работе иркутского профессора, но и уникальные сведения из архивов НКВД-КГБ /44/. В конце жизни Евгения Витальевна долго и тяжело болела, умерла она 19 мая 1999 г. в Петербурге. “Иркутск - мой отец, Питер - муж” - любила говорить эта мужественная и деятельная труженица, оставившая после себя обширный архив с множеством альбомов и рукописей. Среди них - альбом со старыми и новыми фотографиями, а также машинописные дневники о поездке в заповедник “Малая Сосьва” 1979 и в 1986 гг. Вдова В.В.Васильева Мария Александровна жила в Красноярске с дочерью Галиной, она умерла в 1989 году в возрасте 90 лет. Александр Григорьевич Костин скончался в Полновате 17 октября 1986 года, похоронен на местном кладбище рядом с Зоей Алексеевной Соколовой, умершей там же зимой 1975
года; их дочери - Елена и Ольга - живут в Полновате, а сын Дмитрий - в Ханты-Мансийске. Ольга Вадимовна Раевская жила в Москве в крохотной комнатке-пенале на Большой Бронной улице, она скончалась 10.01.1980 г. в Москве. Кирилл Андреевич Дунаев после смерти своей жены Аполлинарии Ячигиной с марта 2002 г. живет, дай Бог ему здоровья, в городе Советском, его сын Павел работает в заповеднике “Малая Сосьва”, они оба - последние аборигены Малой Сосьвы. Долго держался в Тузингорте стареющий, но сильный охотник Григорий Прокопьевич Смолин, однако он тоже переехал на Обь и умер в конце 1970-х гг. В Шухтунгорте последними из аборигенов оставались две сестры Игнатьевы, старушки из “княжеского остяцкого рода”, как писал мне Костин. Их тоже вывезли оттуда уже в 1971 году. А от семейств Маремьяниных, Марсыновых, Езиных, Ячигиных и других хантов Малой Сосьвы не осталось, кажется, никого, все ушли к “верхним людям”... Сын Григория Сумрина, медвежатник Петр Григорьевич, умер в 1983 г., жена его Клавдия скончалась в начале 2002
года, два его сына живут в Советском районе, один в Омске. Михаил Тимофеевич Яковлев умер в феврале 1998 г. в Пионерском. Маркел Михайлович Овсянкин жил то в Арантуре, то в деревне Чантырье на Конде, умер он, говорили мне, вскоре после ликвидации заповедника, скоропостижно, упав с какого-то бревнышка, когда переходил ручей. Зоя Ивановна Георгиевская умерла в Воронеже в 1965 году. Яков Федорович Самарин, как сообщил мне Скалон, уехал в Сергиев Посад /Загорск/ и умер там в 1960-х годах. Жена его жила в Ленинграде, иногда встречаясь с Е.В. Дорогостайской, она тоже скончалась несколько лет назад. А доживающий свой век автор заканчивает эту мемориальную книгу стихотворением К.В.Гарновского, посвященного памяти Вадима Раевского:
По сухим борам у Асе-Янги, В тишине белесого рассвета, Там, где прежде промышляли лося, Их давно оплакали живые. Обойди, не попирай ногами Отрывок из очерка В.В.Раевского о речных бобрах Кондо-Сосвинского заповедника (по тексту книги "Позвоночные животные Северного Зауралья". М., Наука, 1982, стр. 42 - 48). Западносибирский речной бобр ...Речной бобр - одно из наиболее редких в заповеднике и его районе млекопитающих. Это видно и из абсолютного числа зверей - около 300 экземпляров на пространстве более 30 тысяч кв. км и из плотности на реках (в среднем одно бобровое поселение на 40-50 км реки, тогда как на реке Усманке в Воронежском заповеднике встречается до 3-4-х поселений на каждом км). Наиболее густо бобры у нас жили на реках Хаш и Пурдан в 1933 г. - 11 поселений на 135 км (1 поселение на 12 км реки). Подобное положение в нашей бобровой популяции - то есть отсутствие прироста в заповеднике, весьма слабое расширение ареала вне его и малая плотность заселения водоемов - служат предметом постоянного сравнения с цветущим состоянием стада соболей. Такое сопоставление тем более понятно, что тут рассматриваются судьбы двух главных объектов охраны заповедника (недаром он носит название боброво-соболиного). Желание видеть одинаково успешное размножение как соболей, так и бобров, конечно, вполне законно. Между тем, результаты первого этапа заповедания части ареала этих зверей оказались резко различны.
Природа нашей территории предоставляет соболю один из вариантов возможных оптимальных условий, чего нельзя констатировать по отношению к бобру, находящемуся здесь близ северной границы своего прежнего широчайшего распространения. Я останавливался уже на богатстве кормовых ресурсов нашего соболя. Кондо-Сосвинский бобр поставлен в этом смысле в худшие условия, а именно: более, чем на половине занятых им рек (практически на всех притоках Малой Сосвы и на самых верхних - Конды) из-за отсутствия своего любимого корма - осины - он принужден заготавливать на долгие шесть зимних месяцев березу, которую нельзя назвать иначе, как вынужденной пищей, и которая восстанавливается в условиях наших долин крайне медленно. ...В чем разница в предшествовавшей установлению заповедника истории здешних бобров и соболей? В том, что соболь некогда (при слабой охоте) весьма многочисленный, но сведенный затем в короткий период неограниченного промысла до единиц, при прекращении охоты дал обычную для таких случаев реакцию - вновь размножился до прежнего или даже выше прежнего уровня. Бобры же не были предметом напряженного промысла - ханты и манси издавна вели умеренную эксплуатацию зверей. Возникший было на некоторых реках по Конде пушной бобровый промысел русских охотников не успел получить значительного распространения, а на реках бассейна Малой Сосвы такого промысла никогда не бывало. Даже более того, по сведениям ряда авторов, в частности, З.И. Георгиевской и В.Н. Скалона,
здешние бобры потому избежали истребления и сохранились до наших дней, что местные охотники поддерживали нечто вроде примитивного бобрового “хозяйства”. Это подтверждается, во-первых тем, что в отношении бобров существовала система нарочитого их сокрытия, чего не было в отношении каких-либо других зверей. До сих пор местные жители крайне неохотно говорят о бобрах. Во-вторых, ханты и манси никогда не передавали свою монополию на бобровые реки. Подобный случай описан, в частности, И.С.Поляковым /см. список литературы/. Посланца Полякова Ф.В. Алексеева убили тапсуйские манси и с тех пор принадлежавшая по вотчинному праву р.Есс перешла в их владение. Эти сведения собраны В.В. Васильевым. Если принять обоснованные положения В.Н. Скалона о примитивном бобровом хозяйстве, то надо согласиться, что к моменту образования заповедника популяция бобров - объект столь ревнивого попечения со стороны заинтересованных в ней людей - не была так сильно сокращена, как популяция соболей. Разница в сути и формах бобрового и соболиного промыслов не менее важна. Единственная ценность соболя в его шкурке, которая идет в общие заготовки. Бобр же обладает двумя ценностями - шкурой и струей, причем в местных конкретных условиях превалирующее значение имеет струя. И вот оказывается, что ритуальные потребности ханты и манси в бобровой струе, сыгравшие в свое время положительную роль и спасшие нам бобров от гибели, сейчас действуют отрицательно, препятствуя процветанию бобровой колонии. Ибо добыча бобров перешла в подполье, получаемый продукт - бобровая струя - продолжает по скрытым каналам тайно расходиться среди узкого круга потребителей (шкурки обычно теперь не используются). Эта браконьерская охота, ибо ни о каком /прежнем/ “хозяйственном подходе” теперь уже не может быть и речи, особенно сильна на соседней территории, заселенной манси (Тимкапауль) и частично охватывает и заповедник. Так, в 1945 г. в лесном лабазе браконьеров, живущих в 40 км. от заповедника (Пес-пауль) и имеющих лодку на пограничной реке Есс, найдена бобровая шуба и десяток бобровых шкур, часть которых свежие. Различный результат, который дали в отношении соболя и бобра одни и те же охранные меры понятен. Для того, чтобы помочь соболям “подняться на ноги”, достаточно было одновременно с организацией заповедника установить повсеместный запуск, подкрепленный тем, что заготовительные организации не принимали его шкурки. Те же меры по отношению к бобру не дали результатов, так как, хотя шкуры бобров нигде не фигурируют, бобров бьют из-за струи, минующей официальный рынок. Упомянем еще, что численность бобров уже в условиях их охраны была заметно снижена при вылове зверей для местного питомника и реакклиматизации на Демьянке. В 1932-37 гг. отловили 48 бобров, нарушив при этом 16 поселений на 13 реках, причем на 4-х из них (Большая Ева, Большой Онжас, Чакня, Рось-еган) вплоть до 1943-44 гг. бобры не восстановились. ...В заключение считаю небезынтересным сообщить новый, до сих пор в литературе недостаточно установленный этнографический факт, имеющий непосредственное отношение к проблеме Кондо-Сосвинских бобров /надо учитывать, что это написано до публикации книги В.Н. Скалона - Ф.Ш./. Это факт обожествления бобра и участия его в культе ханты и манси в качестве священного животного. Мне посчасливилось видеть в одном из шаманских амбарчиков рода ханты Езиных на оз. Емун-Тор в заповеднике среди других культовых предметов (шайтанов, приношений в виде лоскутов материи, старинных монет, принадлежностей шаманского костюма, бубенчиков и пр.) символическое изображение бобра. Это было довольно грубое литье размеров около 10 см, в котором по характерному хвосту без труда угадывался бобр. Как сообщил мне в личной беседе В.Н. Чернецов /известный этнограф, изучавший хантов и манси - Ф.Ш./, аналогичные литые изображения бобра весьма древнего происхождения встречаются также в шаманских амбарчиках большесосвинских манси. В данном случае бобр олицетворяет божество нижнего подземного царства (в противоположность птице таукси - божеству верхней сферы - неба). СПИСОК ПРИВЛЕЧЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (включая рукописи)
АН СССР - Академия наук СССР БЮН - Бюро юных натуралистов ВАСХНИЛ - Всесоюзная сельскохозяйственная Академия имени В.И.Ленина. ВЗИПСХ - см. МПМИ. ВКП/б/ - Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков). ВНИО - Всесоюзный научный институт охоты (ныне ВНИИОЗ -Всероссийский НИИ охотничьего хозяйства и звероводства) ВУЗ - Высшее учебное заведение ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации. Главк - Главное управление ГЛАВОХОТА РСФСР - Главное управление охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР ГОСПЛАН - Государственная плановая комиссия (СССР или РСФСР) Д., д. - Дело (единица хранения в госархивах). ИСХИ - Иркутский сельскохозяйственный институт (ныне - Академия). КПЗХ - Коопзверопромхоз (зверводческо-промысловое хозяйство системы потребительской кооперации КПСС - Коммунистическая партия Советского Союза. Л. - Ленинград ЛПХ - леспромхоз (лесное промышленное хозяйство). М. - Москва МГУ - Московский государственный университет МИНЛЕСПРОМ - Мин-во лесной и деревообрабатывающей промышленности МОИП - Московское общество испытателей природы. МПМИ - Московский пушно-меховой институт (бывший ВЗИПСХ - Всесоюзный зоотехнический институт пушно-сырьевого хозяйства). НИИ - Научно-исследовательский институт НКВД - Народный комиссариат внутренних дел НКВТ - Народный комиссариат внешней торговли. НКЗ - Наркомзем (Народный комиссариат змледелия) НКП - Наркомпрос (Народный комиссариат по просвещению) Оп - Опись ОРС - Отдел рабочего снабжения ПОС - Производственно- (или промыслово-) охотничья станция ПОХ - Производственное (или промысловое) охотничье хозяйство РАН - Российская Академия наук. Сб. - Сборник Сельпо - Сельское потребительское общество Росорглес - Специализированное предприятие Главного управления по заповедникам, проводившее лесоустройство. РСФСР - Российская социалистическая федеративная республика. РФ - Российская Федерация. Рыбкооп - Рыболовецкий кооператив СМ - Совет министров СНГ - Содружество независимых государств СНК - Совнарком (Совет Народных Комиссаров). Совмин - Совет министров (СССР, РСФСР) СП - Союз писателей /СССР, РСФСР, РФ/. СПб - Санкт-Петербург. СССР - Союз Советских Социалистических Республик. Ф.,ф. - Фонд (в госархивах) ХМАО - Ханты-Мансийский автономный округ ЦГА - Центральный государственный архив /РСФСР/ ЦСУ - Центральное статистическое управление Фото на обложке: В. Рябков << | содержание | вверх | |