Глава 5.

ОБЗОР С ПЕРЕЛОМА СТОЛЕТИЙ

Жизнь. Жизнь будущая с надеждами.
Жизнь настоящая, тронутая кровавыми красками заката.
Жизнь древняя в единстве человека с миром,
с отголосками гармонии.

Еремей Айпин

События, о которых мы рассказали, случились более пятидесяти лет назад, и много с тех пор утекло воды в Малой Сосьве, Конде и Тапсуе... За это время произошли грандиозные перемены, изменилась вся жизнь человечества, преобразилась и наша страна в целом, и Западная Сибирь, и Зауралье. Технический прогресс, современная цивилизация шагнули так далеко, что недавнее прошлое отодвинулось как бы в глубь веков, и старым людям порой даже трудно вообразить себе то, что они сами видели еще несколько десятков лет назад в своем же детстве и юности. Но не будем ставить точку на делах 1951 года и постараемся - хотя бы очень кратко - перебросить ветхий мостик между прошлым и настоящим...

Итак, Кондо-Сосвинский заповедник был ликвидирован раз и навсегда. Заповедные леса, включая все былые “ем-тахе” и другие святые места, стали частью Березовского и Кондинского лесхозов и охотничьими угодьями Шухтунгортского ПОХа. Прежние егеря или лесники-наблюдатели всегда оставались охотниками, и теперь они могли вволю отвести свои души в былых заповедных урочищах.

После ликвидации заповедника, областные организации Всесоюзного объединения “Заготживсырье”, занимавшиеся пушнымпромыслом, планировали организацию грандиозного охотничьего хозяйства типа прежнего Северо-Уральского охотсовхоза, но в реальности ничего не осуществилось, как и длительные попытки А.Г.Костина по созданию нового питомника сибирских бобров в Шухтунгорте. Александр Григорьевич затратил много сил на обоснование этого проекта (были произведены расчеты, составлены детальные схемы и планы) Еще в апреле 1948 г. он был вызван в Москву с докладом, который получил общую поддержку. Сам начальник Всесоюзного объединения “Заготживсырье” сказал ему: “Строить будем, и не только у вас, но и в других местах”. Уже хотели завозить по Малой Сосьве стройматериалы, когда что-то изменилось “наверху”, была арестована жена Молотова Полина Жемчужина, руководившая парфюмерной промышленностью, и былой активный интерес к бобровому мускусу сразу же испарился... Между тем, Костина очень поддерживал начальник Омского охотуправления, авторитетный охотовед Ю.А.Салин, который ранее даже рекомендовал его на такой же высокий пост при выделении Тюменской области, но Костин отказался, не желая расставаться с тайгой.

В 1956 году, после того как внезапно рухнула система “Заготживсырье”, в Шухтунгорте стал действовать только приемный пункт Игримского рыбкоопа. Правда, вскоре был создан Березовский коопзверопромхоз, включивший Шухтунгортский охотничье-производственный участок. Заготовки шкурок соболя опять возросли, участок успешно выполнял и перевыполнял планы, заработки промысловиков повысились, но в Хангокурте жизнь все равно шла на убыль. Школу-интернат перевели сперва в Шухтунгорт, потом в Игрим, а позднее в Анеево. Прежнее здание разобрали по бревнышкам, сплавили вниз по реке, осталась там только гидрометеостанция.

А над всем Тюменским Севером уже занималась, как любили писать советские журналисты, “заря новой жизни”. Где-то в далеком от Конды и Сосьвы областном центре набирали силу недавно возникшие тресты “Тюменьнефтьгеология” и “Тюмень-нефтегазразведка”, заложившие несколько опорных скважин бурения в Ханты-Мансийском округе. Но только одна из них, расположенная на берегу речки Вогулки, вблизи западной окраины Березова (кстати, заложена она была здесь по стечению обстоятельств, почти случайно), 21 сентября 1953 года дала знать о себе мощнейшим аварийным выбросом воды и газа. Из скважины выбросило сперва раствор, потом бурильные трубы, всю округу огласил мощный гул пробужденной подземной стихии и забил сильнейший газовый фонтан, который не могли усмирить более полугода (каково пришлось тогда местным жителям, можно только вообразить). Экспедиции геофизиков, которые уже собирались покидать Тюменский Север, поскольку многие специалисты считали его “неперспективным”, срочно повернули обратно. В Шухтунгорте остановилась одна из таких разведовательных партий и... начался разгром малососьвинской тайги. Это время еще застал на своем прежнем посту Александр Григорьевич Костин. После неудачных попыток организации бобровой фермы и нескольких поездок в Тюмень и Москву, неизбежно связанных с “непредвиденными расходами”, у него обнаружилась недостача, грозил суд, но спасла его, как это не удивительно... кончина в 1954 г. М.М.Пришвина. Вдова писателя, Валерия Дмитриевна, выслала небольшую долю из наследия мужа, причитавшуюся его внуку, Михаилу Петровичу Пришвину, сыну З.А. Соколовой, пасынку А.Г.Костина. Эту сумму и внесли, возместив недостачу, после чего Александр Григорьевич был, конечно, снят с поста директора и остался в том же Шухтунгорте простым работягой на им же организованной звероферме - он был отличным мастером на все руки. Все дела принял от него и успешно продолжал их Михаил Григорьевич Коптелов (я познакомился с ним в Березове уже в 1993 г. , за три года до его кончины) Коптелов очень хорошо отзывался о Костине и Зое Алексеевне. Увы, беда, как известно, не приходит одна - Миша Пришвин, внук писателя, покончил с собой из-за несчастной любви. В том же 1954 году в Шухтунгорте умерли сестра Зои Ивановны Клавдия и новорожденный сынишка Костина Алеша.

В первой главе упоминалось, что К.Д.Носилов когда-то обследовал истоки Северной Сосьвы в связи с планами прокладки там железной дороги через Урал. В 1930 г. С.А.Куклин писал, что “в ближайшие годы предполагается соединить Северо-Уральские заводы с низовьями Оби железной дорогой. Эта дорога не минует заповедника...” /62/. Об этом же не раз упоминал в своих отчетах и В.В.Васильев, но на самом деле строительство железной дороги Ивдель - Обь началось только в 1957 году, когда заповедника уже не было. Распространенное в свое время мнение, будто бы Кондо-Сосвинский заповедник “убрали”, поскольку он мешал этой трассе, не соответствует истине.

Схема бассейна реки Конды (обозначены границы Верхне - Кондинского федерального заказника).

В марте 1960 года дала первую нефть Шаимская скважина у Турсунта, и весь этот когда-то заповедный край оказался в эпицентре тройного освоения - газового, нефтяного и лесозаготовительного. Через тайгу во все концы пролегли бесчисленные трассы и просеки, по ним шли тракторы и вездеходы, гремели взрывы геологов-сейсмиков, в небе не смолкал самолетно-вертолетный гул, и, на фоне всего этого, то и дело раздавалась частая ружейная стрельба - проходчиков тайги никто даже и не считал за браконьеров. Известное дело: лес рубят - щепки летят!..

Между тем, уцелевшая после погрома заповедная система страны начинала понемногу оживать. Специальная комиссия Академии наук СССР и созданное в 1955 г. Главное управление охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР прилагали большие усилия для восстановления былых заповедников. Удалось расширить территории Печоро-Илычского и Баргузинского, воскресить Башкирский, Алтайский и Кроноцкий. Не забыли и про Кондо-Сосвинский. Тюменский облисполком напоминал о необходимости его восстановления еще в середине 1950-х годов,

Главохота РСФСР включила его в список возрождаемых резерватов на 1959 г., но тут как раз подоспело строительство железной дороги, началась постройка новых поселков, отвод лесных массивов под рубку. Лесосырьевые базы за новыми леспромхозами закреплялись решениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР, российские республиканские ведомства не могли идти против этих

высочайших предначертаний. Государственная экспертная комиссия в 1962 г. рассмотрела границы и районирование зоны

Схема бассейна реки Малой Сосьвы (обозначены границы заповедника "Малая Сосьва").

промышленного лесопользования по трассе Ивдель - Обь, которая как бы перечеркнула наискосок всю бывшую территорию Кондо-Сосвинского заповедника.

Эпоха покорения природы еще не миновала, об охране природы никто тогда не подумал. К тому же в 1961 г. Н.С.Хрущев провел новую атаку на заповедники, и все планы их организации пришлось отложить. На территории бывшего Кондо-Сосвинского заповедника стали стремительно возникать сперва времянки и бараки, а потом и поселки - прообразы будущих городов, иные из которых закладывались прямо по берегам бобровых рек. Говорят, что эти речные звери-мастера в то время обитали даже под железнодорожными мостами, а небольшие стада северных оленей иногда мешали движению поездов по новой колее...

Но недолго длилось такое время, когда машинисты тепловозов могли бить глухаря и рогатых зверей прямой наводкой из своих кабин. Вскоре вдоль железной дороги обозначилась своего рода “мертвая зона”, где и рябчика редко встретишь. По разработкам

Научно-исследовательского и проектного института лесной и деревообрабатывающей промышленности, вдоль железной дороги Ивдель - Нягань было заложено девять крупных леспромхозов, а также лесопромышленный и лесопильно-деревообрабатывающий комбинат в будущем районном центре Советском. Новый район площадью около 3-х млн. га был выделен из состава Кондинского района Указом Верховного Совета РСФСР 15 февраля 1968 года. На

После ликвидации заповедника на Малой Сосьве настала пора охотничьей вольницы (снимок 1960 - х гг.)

западе района у разъезда “135 км” возник Саратовский леспромхоз (позднее - Таежный). Возле станции Алябьеве заложили леспромхоз “Пионерский”, у станции Геологическая - “Комсомольский”, возле станции Конда - “Зеленоборский”, далее следовала идеологически выдержанная станция Коммунистическая с одноименным поселком и Самзасским леспромхозом... А сам районный центр, который позднее станет городом Советским, расположился совсем рядом с некогда священной бобровой речкой Ух. На смену старым названиям пришли совсем новые. И все-таки живая природа не сразу поддавалась всем этим преобразованиям...

В 1961 г. сотрудник Воронежского заповедника Леонид Сергеевич Лавров и свердловские охотоведы Н.Н.Бакеев и Г.А.Бабаков обследовали состояние бобрового поголовья в бассейне верхнего течения Конды и убедились, что оно значительно возросло, несмотря на ликвидацию заповедника и отсутствие специальной охраны. По их сведениям, там имелось в то время до 200 бобровых поселений при общей численности зверей порядка тысячи голов, т.е. в три или четыре раза больше того, что было при Васильеве и Скалоне /64/. Дело в том, что местных охотников интересовал в основном соболь, шкуры бобров заготовители принимать не могли, а “черный” пушной рынок тогда еще не развился. Бобровая струя утратила былое значение, “зверь-инквой” перестал быть объектом промысла. Восстановилась былая численность бобров и на Малой Сосьве, за исключением отдельных речек в районе Шухтунгорта, где орудовали пришлые браконьеры. Все же зоологи продолжали настаивать хотя бы на частичном восстановлении Кондо-Сосвинского заповедника /108/. Одно время Тюменский облисполком предлагал создать заповедник именно на Малой Сосьве, уступив Конду лесозаготовителям, но этот благоприятный момент был упущен.

Осиротевший Хангокурт (фото автора, 1969г.).

Тем временем, Хангокурт постепенно затихал и пустел. Оживление внесла партия геологов, стоявшая там в 1960-х гг. два или три года. К ним часто приходили катера и малые самоходки, велся оживленный товарообмен на принципах “черного” пушного рынка, принявшего в то время уже широкий размах. Но в целом охотничий промысел явно утрачивал былое значение, люди предпочитали уходить за хорошими заработками в геологические партии, к нефтяникам, лесорубам, строителям, переселяясь в благоустроенные примагистральные поселки. Верность Хангокурту сохранял только преданный ему до конца своих дней Петр Петрович Игнатенко, живший там при метеостанции вместе с женой, Екатериной Афанасьевной, и приемной дочерью Анной.

“Многие любят природу, - писал мне Костин об Игнатенко в ноябре 1970 г. - но не могут отказаться от заманчивых предложений, сулящих материальную обеспеченность и городской уют. А он плевал на это. Получал гроши и жил в заброшенном Хангокурте. И приемную дочь воспитал, и никому в приюте и ночлеге никогда не отказывал. Знакомого и незнакомого принимал в ночь и полночь... Он выписывал много газет и журналов, много читал.

<< | содержание | вверх | >>