директор Астраханского биосферного заповедника

 

Особо охраняемые природные территории – важнейший инструмент сохранения природных экосистем. Все более возрастающее антропогенное воздействие на природные комплексы в конечном итоге может привести, а в ряде случаев уже привело, к проблеме выживания и устойчивого экономического развития общества. Ведению полноценной хозяйственной деятельности, связанной с воздействием на природу, может послужить только способность природных экосистем к самовосстановлению. Уровень антропогенного воздействия на эти системы не может быть превышен, иначе последует необратимая деградация природных комплексов, которая, в свою очередь, потребует значительных затрат на их восстановление. На это указывали еще Реймерс, Штильмарк, 1978; Андриенко и др., 1991).

Заповедники в нашей стране создавались, исходя из стремления сохранить наиболее типичные или, наоборот, уникальные природные комплексы. Наш подход к созданию заповедных территорий был продиктован совсем иными стремлениями, чем в Западной Европе или США. Как показала практика, этот подход был более верным с точки зрения научных интересов и, если можно так выразиться, глобальных интересов нашей планеты в целом. Не случайно очень прагматичные деятели в США с начала 90-х годов переводят часть своих охраняемых территорий в режим российских заповедников, вкладывая огромные средства в восстановление «естественности» природных комплексов и ландшафтов.

В чем же состоит значение охраняемых территорий.

Основные экологические и социально-экономические функции охраняемых природных территорий (ОПТ) могут заключаться как в прямом использовании ресурсов ОПТ, которое включает в себя проведение охоты, рыбной ловли, туризма и отдыха и т.д., так и непрямом их использовании. Прямое использование ресурсов характерно для национальных и природных парков, непрямое – для заповедников России.

Непрямое использование связано с экологическими функциями ОПТ, воздействием на окружающие территории (это так называемые, экологические, экосистемные, «природные» услуги). Среди них наиболее важными являются:

-       сохранение биологического и ландшафтного разнообразия региона;

-       регулирование годового состава атмосферы;

-       регулирование и стабилизация климата;

-       сохранение и воспроизводство водных ресурсов;

-       регулирование биологических процессов в природной среде;

-       защитная функция или «природные услуги» для биологических видов (сохранение мест размножения, укрытие мигрирующих видов и т.п.);

-       сохранение и воспроизводство продовольственных ресурсов (рыбы, дичь, растительные культуры и т.д.);

-       сохранение и воспроизводство генетических ресурсов и т.д.

Экономическая оценка экологических функций ОПТ сложна, но вполне возможна.

Ценности ООПТ могут быть опциональными (то есть реализуемыми при определенных условиях), наследуемые (реализуемые в будущем) и ценность существования ООПТ.

Примером опциональных ценностей может быть информация о неизвестных пока свойствах генофонда, сохраняемого на ООПТ или другая полезная информация, которая может быть получена и использована в любое время в настоящем и будущем.

Ценность существования – существующие объективно и осознаваемые ценности, которые невозможно использовать непосредственно и которые не связаны с посещением и использованием ООПТ: биоразнообразие, культурные, эстетические, моральные и др. ценности.

Подтверждением тому служит, например, решение юбилейной конференции Центрально-Лесного заповедника, которая проходила в августе 2007 г., в которой территории заповедников с их охранными зонами рассматриваются как базовые с точки зрения сохранения биологического разнообразия, как важнейший источник информации для оценки ёмкости экосистемных услуг. Заповедники России с их многолетними рядами наблюдений способны создать основу реализации международных обязательств в области экологического мониторинга в условиях глобального изменения климата.

В подавляющем большинстве заповедников научные исследования в настоящее время служат в основном экологическому просвещению и образованию, а их востребованность в сфере экономического развития практически отсутствует.

В этом плане Астраханский заповедник находится в более выигрышном положении, его исследования внедрялись в практику, начиная с первых лет существования (середина 20-х годов прошлого века), начиная с правил рыболовства и охоты в регионе.

В то же время приходится констатировать, что результаты научных исследований в полном объеме не реализуются. Создается впечатление, что государству они не нужны.

Возможно, что в той форме, как они проводятся в настоящее время это действительно так. Однако ничего не вкладывая в науку, получишь и соответствующий результат. Каждый заповедник строит свои научные исследования по-своему, решая достаточно узкие задачи. Но даже если исследования имеют большое значение для региона или страны в целом, они все равно останутся только в отчетах заповедника.

Отношение к научным отделам заповедников со стороны руководящих органов можно охарактеризовать одним словом – безразличие. А ведь именно наличие научных отделов в заповедниках России – это то, чему откровенно завидуют и в Европе, и в США.

С другой стороны, подобное отношение относится ко всей заповедной системе России. Наш чиновник еще может оправдать существование национальных и природных парков – они в какой-то мере, кто больше, кто меньше, зарабатывают деньги. А вот для чего нужны заповедники, в которые приходится только вкладывать – чиновнику понять не под силу. Кстати следует отметить, что во многих странах, в частности Австрии и Германии, национальные парки убыточны и существуют за счет поддержки федеральных и муниципальных властей, и никто не ставит им это в вину, считая, что сохранение природы и есть главная прибыль государства.

Как показывает практика выступления СМИ, радио, телевидения – все запасы полезных ископаемых, леса, рыбы и прочие радости «захватили» заповедники. Более того, мне неоднократно приходилось слышать из уст высокопоставленных чиновников, что это «рука Запада» специально создает заповедники в самых экономически значимых для станы районах, отнимая у России возможности экономического развития. Хотя следовало бы взглянуть на проблему по-другому. Именно на территориях ООПТ что-то удалось сохранить именно благодаря вовремя остановленной хозяйственной деятельности.

Заповедная система России доказала свою жизнеспособность в военное время, развивалась в период развала СССР, когда рушилось всё. И что же мы видим теперь.

Отношение к системе в целом – как к пережитку, мешающему экономическому развитию и процветанию страны. Отсюда и соответствующее финансирование, соответствующие руководящие кадры, соответствующие кадры в самих ООПТ.

Пожалуй, основное определение работы Центрального аппарата ФС Росприроднадзор можно в большинстве случаев охарактеризовать одним словом – некомпетентность, которая обусловлена незнанием основных особенностей, не говоря уже о тонкостях функционирования заповедников и национальных парков. Специалистов заповедного дела в службе буквально «раз, два и обчелся». А если быть точными на сегодняшний день «раз, два, три, четыре и обчелся». На наш взгляд проблема кадров - среди основных проблем управления системой заповедников и национальных парков. Почему- то забывают, что заповедное дело – это тоже наука. Что еще до создания системы заповедников была заложена, а в дальнейшем развивалась теоретическая база основ заповедного дела. Кадры, которые приходят в Росприроднадзор, должны иметь хотя бы минимальную подготовку в области заповедного дела и не путать заповедники с национальными парками и заказниками. К сожалению, следует учитывать и тот факт, что управление системой заповедников в одних руках, а финансирование - в других.

В последние годы все более усиливается давление местных органов власти на руководителей ООПТ. Причем при этом страдают наиболее непримиримые борцы за сохранение нашего национального достояния.

На чем сейчас держится система? На федеральном законе, который в любой момент может быть пересмотрен, на энтузиастах, которых становится все меньше – ветераны уходят, а молодежи приходит все меньше.

 

Если проанализировать состояние нормативно-правовой базы, то следует признать, что законы, призванные навести в порядок на целом ряде направлений, годами лежат без движения, а ревизии подвергаются, в первую очередь, те положения действующих законов, которые наиболее жестко ограничивают вмешательство в природную среду. Это и последние изменения, внесенные в ФЗ «Об особо охраняемых природных территориях» и ФЗ «Об экологической экспертизе», новый Лесной кодекс и ряд других.

Применение ряда статей Кодекса об административных правонарушениях (вступил в силу 1.07.2002) на практике привело к тому, что до 80% нарушителей с легкостью уходят от ответственности. Многих из них задерживают вновь и вновь, не имея возможности наказать за нарушение закона об особо охраняемых природных территориях.

Как следствие, неэффективность реализации принципа неотвратимости наказания, порождает у правонарушителей уверенность в своей неуязвимости и безнаказанности.

К тому же, как следственные органы, так и прокуратура и суды зачастую относятся к подобным делам, мягко говоря, с «прохладцей», что порождает у нарушителей чувство вседозволенности.

 

На фоне ревизии законодательной базы идет административная реформа органов исполнительной власти, и система заповедников и национальных парков в эту реформу никак не вписывается.

О кризисе системы управления ООПТ говорится уже давно.

И начинать надо с того, что управление заповедной системой (или системой ООПТ) трудно встраивается в существующую структуру органов исполнительной власти. Нахождение системы управления заповедниками и национальными парками в составе федеральной службы по надзору в сфере природопользования не совсем корректно, так как последняя обладает только контрольно-надзорными функциями, в хозяйственная, а тем более научно-исследовательская деятельность вообще далеки от ее интересов. Переподчинение ООПТ какому-либо существующему или вновь созданному агентству может наложить ограничения на выполнение надзорных (охранных) функций, если это не будет оговорено дополнительно.

О существующих угрозах, проблемах и посягательствах на земли ООПТ достаточно подробно сказано в брошюре В.Б. Степаницкого и М.Л. Крейдлина еще в 2004 г. («Государственные природные заповедники и национальные парки России: угрозы, неудачи, упущенные возможности». – Гринпис России, Москва, 2004). К сожалению реформы центрального аппарата, бесконечная смена кадров управленцев не дали каких-либо заметных положительных подвижек. Число случаев посягательства на охраняемые территории только множатся, зачастую не без помощи территориальных органов Росприроднадзора и МПР России. О Сочинском национальном парке и Кавказском биосферном заповеднике нет нужды и говорить, они у всех на слуху. Примером может служить и выделение лицензионного участка на разведку и добычу углеводородного сырья, выданного МПР РФ на шельфе Северного Каспия, часть которого захватывает охранную зону Дамчикского участка Астраханского заповедника, а почти половина лежит на территории Рамсарского водно-болотного угодья, что запрещено Положением об этом угодье. При этом территориальный орган Росприроднадзора согласовал работы, указав, что лицензионный участок лежит за пределами Рамсарского угодья и расположен далеко от территории заповедника. Подобные примеры, на наш взгляд, может привести едва ли не каждый второй руководитель ООПТ. Следует упомянуть и о том, что Постановлением СМ РСФСР от 31 января 1975 г. № 78 северная часть Каспийского моря была объявлена заповедной зоной, по положению о которой здесь запрещено бурение и разработка минерального сырья.

19 декабря 1997 г. Правительство РФ издало распоряжение № 1806-р, в котором МПР России предписано выдать в установленном порядке открытому акционерному обществу "Нефтяная компания "ЛУКОЙЛ", право пользования недрами для поиска, разведки и добычи углеводородов в пределах участка дна Каспийского моря, лицензию на право пользования недрами в пределах участка дна с описанными в распоряжении координатами.

14 марта 1998 г. было издано Постановление Правительства РФ «О частичном изменении правового режима заповедной зоны северной части Каспийского моря» с целью закрепления прав Российской Федерации на поиск, разведку и добычу нефти и газа в Каспийском море на участке дна, определенном распоряжением Правительства Российской Федерации от 19 декабря 1997 г. № 1806-р, в котором говорится:

«1. Принять предложение Министерства природных ресурсов Российской Федерации и Министерства топлива и энергетики Российской Федерации о частичном изменении правового режима заповедной зоны северной части Каспийского моря применительно к участку дна, определенному распоряжением Правительства Российской Федерации от 19 декабря 1997 г. № 1806-р.», то есть право на разведку и добычу получила только компания «Лукойл».

Все более усложняется система ведомственной подчиненности. Имея большой опыт работы в заповедной системе, мы можем напомнить, что ранее заповедники «держали ответ» только перед «Москвой», в настоящее время мы отчитываемся не только перед федеральными органами, но и перед территориальными и окружными. Департаменты по надзору в сфере природопользования (ранее Главные управления) возможно и нужны центру для исполнения контрольно-надзорных функций в округах, но чем они облегчают работу ООПТ, в решении каких проблем могут оказать помощь, чем поддержать – это большой вопрос. В целом следует отметить, что система управления стала более громоздкой и менее эффективной.

 

Не следует останавливаться на такой проблеме как финансирование, хотя стоит заметить, что зачастую средства на основную деятельность не поступают только потому, что сотрудники центрального аппарата либо не успели вовремя подать документы, либо не смогли этого сделать в силу своей некомпетентности или нежелания.

Даже создав максимально совершенную базу, оптимальную систему управления ООПТ, выполнение задач, стоящих перед заповедниками будет затруднено в силу значительного несовершенства общей законодательной базы государства, о чем сказано выше.

Кроме таких, с позволения сказать, глобальных проблем, есть и более «мелкие», но не менее важные.

В этом году, как никогда мы столкнулись с проблемой кадров в отделе охраны. Люди уходят, подыскивая себе более выгодную работу. Жить в старом ветхом жилье постройки 30-х – 50-х годов, вдалеке от школ, медицинского обслуживания и торговых точек, не имея нормальной (а зачастую вообще никакой) техники и достаточного количества ГСМ для выполнения служебных обязанностей, отказывая себе в выходных и праздниках, подвергая свою жизнь ежедневной опасности и получая за это в лучшем случае 4 тыс. рублей, желающих становится все меньше. К тому же прошли те времена, когда на должность инспектора можно было взять человека практически без образования. Оформление документов в настоящее время требует определенных навыков и, как минимум, грамотности в их составлении. Обучение инспекторского состава не налажено, хотя об этом говорится давно.

То же самое относится и к кадрам научного отдела. Выпускников ВУЗов, желающих работать в заповеднике достаточно, но до той поры, пока не приходит время задуматься о содержании семьи. Зарплаты те же – 2-3 тысячи рублей у начинающего специалиста, полевые и экспедиционные работы практически за свой счет. Проведенная в сентябре реформа системы заработной платы привела лишь к тому, что зарплата уборщицы сравнялась с зарплатой научного сотрудника.

Отдельно хочется остановиться на обеспечении работ научного отдела. Не говоря о материально-техническом обеспечении научных исследований, которого практически нет, и эти работы мы выполняем за счет собственных средств, нет единых планов исследований в масштабе системы. Не определены приоритеты, если не считать исследований по редким видам. А ведь в настоящее время назрела проблема определения пути по которому идут заповедники.

 

Согласно Федеральному закону «Об особо охраняемых природных территориях» государственные природные заповедники являются учреждениями, «имеющими целью сохранение … естественного хода природных процессов и явлений…, отдельных видов и сообществ растений и животных, типичных и уникальных экологических систем». Охрана заповедных территорий осуществляется в «целях сохранения биологического разнообразия и поддержания в естественном состоянии охраняемых природных комплексов и объектов».

Какой из наших заповедников может с полной гарантией утверждать, что на его территории природные процессы идут естественным путем? Есть ли заповедные территории не испытавшие в прошлом или не испытывающие сейчас антропогенное воздействие? В чем смысл режима заповедности и, наконец, совершенно крамольный вопрос – всегда ли режим полного заповедания идет на благо охраняемым природным комплексам?

Природные комплексы Астраханского заповедника испытывают значительное антропогенное воздействие со времени ввода в эксплуатацию каскада Волжско-камских водохранилищ и особенно сильное с 1958 г., когда был осуществлен пуск Волжской гидроэлектростанции.

Вся жизнь в дельте определена гидрологическим режимом. Объем сброса в период половодья, продолжительность сброса, уровни воды в межень, наличие или отсутствие зимних попусков и т.д. – все это влияет на природные комплексы дельты вообще, а на животное население особенно. Зарегулированный гидрологический режим привел к сдвигу сроков весеннего половодья на месяц вперед, что по данным В.П.Литвинова и Д.В.Бондарева (2003) сказалось на снижении выживаемости молодняка зверей, рождение которых стало происходить практически на пике половодья.

Регулируемый только в интересах энергетического комплекса весенний сброс воды с каскада волжских водохранилищ не может не оказывать воздействия и на характер протекания нереста. Вся нижняя зона надводной дельты, по существу является одним крупным нерестилищем. От характеристик сброса напрямую зависит и качество нерестовых угодий.

Примеров можно приводить много. Но есть примеры и положительные. Создание крупных каналов – рыбоходов в дельте в 60-е – 70-е годы прошлого века, в том числе частично и на территории заповедника, также имело свои последствия. На отвалах начали гнездиться крачки, в половодье находили стации переживания кабан, енотовидная собака и др. звери. Приканаловые острова протянулись в море на десятки километров, в настоящее время они заросли древесной растительностью. На деревьях охотно поселяется орлан-белохвост, многочисленные воробьиные птицы, в тростниках обитают кабаны, енотовидные собаки и др.

Такой антропогенный фактор как пожары всегда считался катастрофой для заповедника. Однако, практика показывает, что это не всегда так. Култучная зона дельты, расположенная на границе с предустьевым взморьем – наиболее динамичная и продуктивная часть дельты. Однако мощные тростниковые заросли, постепенно заселяющие мелководья, снижают биологическую емкость угодий. Практика показывает, что после тростниковых пожаров, до начала весенней вегетации тростника, эти мелководья, в силу различных причин, привлекают на кормежку значительное число водоплавающих и околоводных птиц, здесь активно и успешно проходит нерест. Естественные сукцессионные процессы в угодьях дельты ведут к снижению биологического разнообразия, поскольку тростниковые крепи – наименее продуктивная часть угодий. В то же время поддержание биологического разнообразия – одна из задач заповедника. В степных заповедниках из-за отсутствия пресса диких копытных, идет смена растительных ассоциаций. При этом, наблюдая за ходом «естественного» процесса (который на самом деле в отсутствие копытных уже не естественен) мы теряем те растительные сообщества, для сохранения которых создавался заповедник. Аналогичная ситуация складывается в Воронежском заповеднике, где из-за отсутствия рубок осветления дубовые леса практически лишены подроста. Вместо дубов активно развиваются иные широколиственные породы, в частности, клен. Есть примеры и в соседних странах. Так, создание Алакольского заповедника в Казахстане в 1998 г. привело к резкому оскудению фауны. Созданный на землях госпромхоза, где на протяжении многих лет ежегодно добывали более 10 тыс. особей ондатры и занимались ловом сазана в оз. Алаколь, проводя соответствующие мелиоративные мероприятия, заповедник в настоящее время подошел к такой степени зарастания угодий тростником, что ондатры насчитали не более 50 хаток, а сазана практически не стало. По мнению директора заповедника Есали Барлыкбаева (устное сообщение) - это результат полного запрета хозяйственной деятельности, приведший к зарастанию озера тростником.

Закон «Об особо охраняемых природных территориях» позволяет проводить мероприятия направленные на «сохранение в естественном состоянии природных комплексов, восстановление и предотвращение изменений природных комплексов и их компонентов в результате антропогенного воздействия» (ст.9.2.). В таком случае, администрация, например, Приокско-Террасного заповедника, на территории которого в охотничий период, резко увеличивается плотность копытных, должна принимать меры по недопущению животных на территорию заповедника. В противном случае ни о каком ходе естественных процессов не может идти и речи, так как подрост стравливается почти полностью, что не может не сказываться на состоянии растительности.

В истории заповедного дела есть примеры эффективного управления заповедными угодьями. В этом случае целенаправленная хозяйственная деятельность помогала заповеднику выполнять те задачи, ради которых он был создан. Речь идет о Кызыл-Агачском заповеднике, расположенном на юго-западном побережье Каспия, - крупнейшей зимовке водоплавающих птиц. Здесь для привлечения зимующих казарок ежегодно на площади 600 га высевали озимый ячмень, что полностью оправдывало себя в плане обеспечения нормальных условий зимовки. Мера эта была вынужденной, поскольку в результате сельскохозяйственного освоения угодий, расположенных вокруг заповедника, естественных мест зимовки практически не осталось.

В центральной части заповедника располагается действующее нерестово-выростное хозяйство. Однако режим сброса воды определялся при участии научного отдела заповедника, что позволяло обеспечивать нормальные условия и нереста рыб, и гнездования водоплавающих и околоводных птиц. Гнездовые колонии голенастых и веслоногих птиц в Кызыл-Агачском заповеднике насчитывали до 60 тыс. гнезд.

Заповедной системе России уже более девяноста лет. За это время накоплено достаточно много данных по необходимости управления, если не заповедными угодьями, то, как минимум, угодьями охранных зон. Именно для этого биосферным резерватам так необходимы полигоны, где можно отрабатывать формы и методы воздействия на природные комплексы с целью их «восстановления и предотвращения изменений». Необходима ревизия территорий наиболее «старых» заповедников, чтобы понять, какие изменения произошли в результате естественных причин, а что вызвано деятельностью человека, как нивелировать последствия последних.  

_________________________________________________

 

Елена Николаевна Коршунова,
директор Керженского биосферного заповедника

 

Мы с Феликсом Робертовичем познакомились, когда работали еще в Узбекистане, он приезжал к нам в Нуратинский заповедник. И возвращением своим в Россию мы во многом обязаны именно ему. Феликс Робертович тогда участвовал в процессе организации новых заповедников и поэтому хорошо знал, где что происходит. Мы тогда хотели устроиться в организуемый Керженский заповедник, но было неизвестно сколько придется ждать до его организации. Феликс Робертович сказал: «Вам важно попасть в заповедную систему, России, а там уже у вас проблем не будет с переходом из одного в другой». Тогда еще была Главохота, и в заповедник «Брянский лес» мы попали в качестве его протеже.

Сегодня уже звучало, что Феликс Робертович был противоречивым человеком, и у нас тоже не сходились позиции по ряду вопросов. Мы много с ним дискутировали, и были расхождения во взглядах на цели и задачи заповедников. Но есть вещи, которые врезались в память, и которые вольно или невольно до сих пор вспоминаешь, особенно в критические периоды. Он очень трепетно относился к заповедникам, и одно из его выражений, что «заповедник – это как свечка, на него не то что подуть – посмотреть страшно…» Это в отношении различной экспериментаторской деятельности, всяких возможных пользований территорией, крена в просветительско-туристическую деятельность. Он позицию абсолютной заповедности отстаивал как максималист. Понятно, что реальная жизнь гораздо сложнее и многограннее, и как любой идеал, абсолютная заповедность, наверное, недостижима, приходится где-то идти на компромиссы, но где-то и твердо отстаивать позицию неприкосновенности заповедной территории.

Мы с Феликсом Робертовичем позднее встречались, когда уже работали в «Брянском лесу», вместе с ним сплавлялись по реке Неруссе. Он занимался и интересовался движением организации Керженского заповедника, а позднее, когда мы уже работали в Керженском заповеднике, передал копии материалов из государственного архива по истории организации Керженского, а это материалы начиная с 40-х годов, среди которых есть очень интересные документы. Перед отъездом я их просматривала, там на каждой странице копии из архива стоит печать «Запрещается к публикации». Но информация интересная очень, сейчас мы готовим книгу о нашем заповеднике, и я думаю, что эти материалы будут в нее включены.

Те проблемы, которые он видел, и сейчас не потеряли своей актуальности. И наверное, продолжая выступление директора Астраханского заповедника, я бы хотела сказать несколько слов о тех проблемах, о тех угрозах, которые мы чувствуем сейчас.

Здесь представители бизнеса задавали вопрос о финансировании заповедников, о необходимости помочь решению проблем науки. Да, проблемы финансирования есть, проблемы остались. Но вы понимаете, изменилась ситуация в стране. Когда мы вспоминаем 1991–1997 годы, когда объективно в России не было денег, у правительства не было денег, и тогда нам много помогала областная администрация, нам помогали разные другие структуры, общественные организации. Теперь же ситуация изменилась, и сейчас, когда мы приходим в область за помощью, нам говорят: да вы что, в МПР НЕТ ДЕНЕГ! У Правительства нет денег? Простите, никто не верит.

Другое дело, что это на заповедники нет денег. Это правда жизни.

Кроме этого изменилось в регионе и отношение к федеральным структурам. Не знаю, как в Астраханской области, но мы, например, это сейчас на себе очень остро чувствуем: пошла дележка начиная от имущества – где оно федеральное, где оно региональное, а где муниципальное; началась дележка прав, кто кого контролирует. И скажу честно, в этом разрезе Росприроднадзор: и Федеральная служба Росприроднадзора, и региональная, не в самом выигрышном положении. Потому что только контрольные функции без каких-либо других – они особых симпатий ни у кого не вызывают. В том числе и у нас. Те несколько проверок Росприроднадзора, с которыми я так или иначе была связана, меня удивили. Я скажу честно, нас разные структуры проверяли, разные организации, это регулярное явление, начиная от пожарных служб и кончая КРУ, и т. п., но такого формализма я не встречала в других структурах. С чем это связано, я даже не знаю, я не могу понять, но это нам, как представителям Росприроднадзора, любви региона не прибавит. И когда в последний раз мы в Комитете охраны природы областной администрации обсуждали вопрос о финансировании одного из проектов заповедника, а там сменилась команда и пришли новые руководители, мне сказали: «Мы понимаем, что вы неплохие специалисты. Знаете, нам единственное не нравится, нам не нравится, что вы – федеральная структура и ваша деятельность должна финансироваться из Федерального бюджета.

И когда после этого я слышу от федерального чиновника в ответ на вопрос, где взять деньги, чтобы решать вопрос о командировке по приказу МПР: «А вот знаете, есть такая книжечка замечательная «Как просить деньги?» Вот осваивайте». Но дело в том, что 14 лет заповеднику, и все 14 лет мы в этом режиме и живем, просим деньги у тех, кто нам ничего не должен. И это было оправдано в период кризиса, но я не понимаю, какое этому должно быть оправдание сейчас, потому что в стране деньги есть. Больше того, есть деньги на какие-то безумные проекты, вроде поднятия уровня Чебоксарского водохранилища. Но почему нельзя решить вопросы нормального достойного финансирования ФГУ – заповедников? Я думаю, что пришло время их решать.

И еще одно. Тут был разговор о том, что трудно найти кадры охраны за эту зарплату, трудно найти кадры для науки. Я вам скажу больше, сейчас трудно найти кадры и для руководителей на эти деньги. Потому что молодой приходящий в заповедник директор будет получать не более 5000 рублей. Кто из молодых и энергичных менеджеров готов работать на этой должности за эти деньги? У нас через заповедник прошло немало толковых ребят. Мне осталось меньше года до пенсии, и я сейчас пытаюсь понять, кто мог бы успешно вести заповедник дальше. Я знаю неплохих специалистов с хорошими организаторскими способностями, которые прошли школу заповедника, и которые сейчас работают в разных структурах от аппарата Законодательного Собрания и различных структур областного правительства до сотрудников самого заповедника, которые вполне могли бы потянуть работу директора. Но как было как-то сказано: «Сильно незавидная зарплата у директора». И те, кто работает в региональных структурах, получают значительно больше, чем в федеральных. И то, что сейчас федеральные учреждения по сравнению с региональными учреждениями по финансированию стоят ниже, мне кажется, требует решения этой проблемы в масштабах страны… Кадры, желающие занять место руководителя, найдутся всегда. Но возникает обычный парадокс: кто хочет – тот не может, а кто может – тот не хочет, по крайней мере за такие деньги, которые будут платить молодому директору.

Ну и еще один аспект в продолжение этой темы. Грядет новое реформирование в системе оплаты труда. Я прочитала внимательно постановление правительства, смоделировала возможные варианты в применении к заповедной системе. Пока нет подзаконных актов, конечно, преждевременно обсуждать. Но заложена в это постановление как возможность выхода из кризиса, так и возможность коллапса. И когда зарплата руководителя просто по определению будет в три раза выше, чем средняя по учреждению, возникает всегда вопрос – по какому пути пойдет руководитель? Можно оставить пять человек, сделать им высокую зарплату, и, если Фонд оплаты будет тот же, получать высокую зарплату самому руководителю. Но, кто и что будет при этом делать?

Конечно, можно финансировать фонд оплаты труда в заповедниках в зависимости от результатов работы. Но для заповедников, я считаю, что до сих пор объективных критериев оценки результата работы нет. Если со строительной или проектной организацией все просто – построили дом, заказали и получили проект, то результат видно, его можно оценить. Но с заповедниками все очень сложно, и как говорил Феликс Робертович, на заповедники «не то что дуть, а просто посмотреть страшно». Поэтому, я думаю, что проблемы, которые придется «разруливать», еще впереди, и хотелось бы, чтобы те, кто работают в заповедной системе, и те, кто работают с заповедной системой, и те, кто готовы помогать заповедной системе, объединили бы свои усилия в одном направлении. Чтобы силы ушли не на противостояние друг другу, а на совместную работу по решению проблем заповедного дела.  

 

_________________________________________________

 

Вадим Борисович Чернышев,
писатель, член жюри Конкурса им. Ф.Р. Штильмарка 2006 года

 

Я считаю, что знание природы – это показатель культуры. По-моему, это так для любого человека, кем бы он ни был. Чем бы человек ни занимался, он должен знать свой дом, свою природу, землю, на которой он живет. Потому что, не зная своего дома, нельзя быть счастливым человеком и любить этот дом.

Наверное, я не ошибусь, если скажу, что многие присутствующие здесь биологи, сотрудники заповедников, прошли когда-то школу Д.Н. Кайгородова, С.И. Огнева, А.Н. Формозова. Я по профессии инженер-кораблестроитель, очень далек от биологических наук, но одной из самых моих любимых книжек, книжек моего детства был «Спутник следопыта» Формозова, издание Детгиза 1936. Я до сих пор ее берегу, как и последующие все издания. Популяризаторская деятельность очень важна, потому что узко специализированная деятельность биологов она такая клановая, задевает только клановые интересы. Но биология должна быть интересна не только самим биологам, но и всем, кто живет на этой Земле, интересуется ее природой, ее животным миром, флорой и фауной.

Д.Н. Кайгородов был большой специалист по технологии обработки древесины, но прославился он не этими работами, а своими беседами о лесе, о птицах, о русской природе. С.И. Огнев был известный профессор, специалист по териологии, но книжки его «Жизнь леса», «Жизнь степей» прославили его не меньше, чем его профессиональная деятельность. Очень важные книги А.Н. Формозова, которые я всю жизнь коллекционировал, собирал и с удовольствием читал, это тоже популяризаторская деятельность, которая пользы принесла может быть не меньше, чем его научные труды.

Ф.Р. Штильмарк был не только ученым. Он был одарен как литератор, он знал и любил литературу, поэзию, и сам оставил большое литературное наследие. Так что Феликса Робертовича надо отметить не только как биолога и радетеля заповедников, но и как популяризатора. Его последняя книжка – это документальный роман. Это культура человека, специалиста, и Феликс Робертович ей обладал в большой степени. 

_________________________________________________

 

Николай Андреевич Соболев,
координатор программы «Сеть дикой природы» Центра охраны дикой природы

 

Мне бы хотелось вернуться к трудам Ф.Р. Штильмарка, в частности, в 1978 г. вышла его книга совместно с Н.Ф. Реймерсом «Особо охраняемые природные территории», которая на тот момент сформулировала парадигму заповедного дела. Она стала настольной книгой для нескольких последующих поколений природоохранников – по крайней мере, в области теории и, насколько это возможно, претворения её в практику. Я напомню два, как мне кажется, основных принципа этой книги. Представьте себе: если бы они были выполнены, то сохранились ли бы те проблемы, о которых сегодня говорили Нина Александровна Литвинова и Елена Николаевна Коршунова?

Первый тезис. В книге сделан принципиальный переход от так сказать музейно-статистического принципа, музейно-ностальгического – «каждому региону – свой заповедник», к принципу не только музейному, но с позиций будущего, с позиций, как теперь говорят, устойчивого развития: каждому региону – своя система особо охраняемых природных территорий. Место заповедника в этой системе понятно: заповедник (или национальный парк) – её центральный объект. Но эта система не просто для того, чтобы сохранить отдельные участки природы, а для того, чтобы в регионе были нормальные условия для развития. Вот представьте себе, что этот тезис был бы применён реально к нашей заповедной системе. Думаю, что тогда у государства возникало бы меньше вопросов о том, как финансировать наши федеральные охраняемые территории. Тем более что и в Экологической доктрине РФ тоже сказано о формировании не только системы ООПТ, но и природно-заповедного фонда на основе особо охраняемых и «других территорий с преобладанием природных процессов» – в качестве основы устойчивого развития регионов. Вот этот тезис Николая Федоровича и Феликса Робертовича, который был в 1978 г. обоснован в их книге, через 24 года вошёл в Экологическую доктрину РФ – не столь явно, к сожалению. И теперь его внедряют в практику?!

И вторая позиция, которую с тех пор называют «правилом Реймерса и Штильмарка»: чем выше нагрузки на природу, тем больше должно быть особо охраняемых территорий. Это понятно: если нагрузки маленькие, то никаких «особо охраняемых» территорий не нужно. А если нагрузка большая – нужны именно «особо» охраняемые территории, и в этой системе естественно за заповедниками ведущая роль – руководящая на региональном уровне.

В связи с этим может быть, Фонду Ф.Р. Штильмарка и его партнёрам стоит подумать о том, чтобы переиздать книгу «Особо охраняемые природные территории», наверное, с современными комментариями к ней, которые сделали бы то, о чём мечтал Феликс Робертович: не останавливаться – в работе, в развитии и т.п. Потому что если бы мы переиздали эту книгу, то, наверное, и идеи не останавливались бы, а развивались дальше, и они стали бы более популярны не только среди специалистов Росприроднадзора, но и среди тех, кто стоит над ними и рядом с ними в других ведомствах.