Маслова И.В. В погоне за черепахой // Зов тайги. —  Владивосток, 2001. №6.

В погоне за черепахой

И. В. Маслова, 
заповедник «Кедровая Падь» БПИ ДВО РАН

Юра Дарман изрек: «Нам необходимо выяснить — в каком состоянии находятся популяции дальневосточной черепахи на юге Приморья. Выясни ситуацию с этой рептилией по районам, т.е. где она там осталась, где исчезает, где возможно созидание чего-либо для ее сохранения».

Эдуард Аднагулов (коллега — «гадюшник» из Хабаровска, а также ведущий черепаховед современности) уточнил: «Постарайся осветить основные моменты ее биологии и экологии; и передал весьма объемный список этих самых моментов, рассчитанный явно на дюжину исследователей».

Я легкомысленно кивнула головой и пообещала выполнить вышеописанное в лучшем виде и в минимальные строки. Вот так всё «… и заверте…».

Долгое время дальневосточная черепаха (TRIONYX SINENSIS) ускользала от внимания ученых, занятых наблюдениями за другими, наверное, не менее важными обитателями царства природы, хотя эта рептилия является единственным краснокнижным (Красная книга РСФСР, 1983) видом среди пресмыкающихся Приморского края. И вот, благодаря поддержке CRDF и WWF, я и мой коллега из Хабаровска, вплотную приступили к изучению распространения, биологии и экологии дальневосточной черепахи. Эдуард начал исследования в северной части её ареала, т.е. в Хабаровском крае и Амурской области. На мою долю досталось Приморье. Базой своих исследований я решила избрать озеро Ханка а если более точно, то остров Сосновый Мыс, в западной части озера, на котором, черепахи живут достаточно вольготно, так как он входит в состав территорий, принадлежащих Ханкайскому заповеднику. Хотя остров невелик в размерах (около километра в длину и 500-600 м в ширину), но любим черепахами за удобные нерестовые места в виде великолепных песчаных кос. Это и объяснило наш выбор места основных наблюдений.

Когда долго живешь среди лесов и привыкаешь к сопкам, безбрежному морю тайги, первая встреча с окрестностями озера Ханка шокирует абсолютно нетипичным для Приморья пейзажем. Широкие просторы полей и лугов, золото песчаных кос, зеленый ковер тростниковых зарослей, и шумное птичье царство над водной гладью.

Поэтому, приехав в приханкайское село Новониколаевка, где живут инспектора заповедника, мы окунулись в непривычный мир ветра, солнца и воды. Сразу за селом в озеро выдается изумительная по красоте коса Пржевальского. С нее виден остров, куда нам необходимо было попасть. Заповедный уазик доставил нас на край косы, откуда мы продолжили путь на старенькой заповедной моторке, загрузив в нее багаж и детей (лаборантов и поваров по совместительству).

Место для лагеря было выбрано на восточном берегу, так как «черепашьи пляжи» располагались на западном. Мы не хотели тревожить животных понапрасну (в дальнейшем оказалось, что ради черепашьего покоя мы пожертвовали собственным). А пока, увязая в песке и уворачиваясь от теплых, серых, волн, мы бодро вытряхивали из лодки вещи. Нежданная, вероломная тучка коварно излилась на наши головы как раз в момент прибытия, и если бы не скоростное высыхание в условиях песчаного острова, то первая ночевка была бы слегка переувлажненной.

Настойчивый, трудолюбивый ветер создал на голых песчаных берегах выставки абстрактных скульптур из отмытых и обкатанных водой белёсых коряг. Выше, на сухих участках острова темнели куртины остролодочника, играя всеми оттенками фиалкового цвета — от нежно-сиреневого до темно-фиолетового. Непривычно белые маки подмигивали желтыми сердечками. С северной части остова, из-за зарослей ивняка доносился неумолкаемый шум птичьего базара, который Вова (сын) упорно называл птичьим рынком. В глубине острова за строем тростников, осоки и рогоза синело крошечное внутреннее озеро, по которому кружила, обеспокоенная появлением лодки, утка чомга с двумя птенцами на спине. Над ханкайской водой стрекозами зависали крачки («кирки» по Вовиному словарю), высматривая корм вечно голодному потомству. Из воды в самый неожиданный момент и в самых неожиданных местах вылетали бакланы («баклажаны», см. выше), временами пугая нас до предынфарктного состояния.

В первую ночевку мы застегнули свою старую геологическую палатку на всё застегивающееся, памятуя о злобных ханкайских комарах, и ночью впервые в жизни я проснулась от удушья. Постаралась, как можно осторожнее, пробраться к выходу. Снаружи шумел ровный сильный дождь. «Проковыряв» отверстие я жадно глотала воздух и рисовала в голове самые мрачные картины будущих островных ночевок. Но ожидаемый поток комаров почему-то не ринулся в наше жилище, и остаток ночи прошел достаточно спокойно. Как мы поняли в последствии, жизнь комаров на острове соответствовала принципам игры «О, счастливчик!». Только так можно было назвать тех единичных рыжих героев, которым удавалось попасть в палатку, а не быть сдутыми куда-то в Ханку на прокорм рыбам. Изнуренные борьбой с ветром они буквально доползали до вожделенных объектов питания, даже давить было жалко.

Утро встретило весьма не радостной картиной. Дул мощный восточный ветер. Природа в меланхолии пользовалась только серой палитрой красок. Сдувало не только комаров, но и большую часть нашего снаряжения. Представив себя в качестве черепахи, я решила, что ни за что не выползла бы на берег при таких вот погодных условиях. Но к обеду тучи разогнало по краям горизонта, и над нами засияли жаркие небеса. Островная погода оказалась на редкость консервативной. Поэтому график: серое утро, солнечный день и все это на фоне дикого ветра, выполнялся стабильно все время, пока мы здесь работали. О наш берег грозно бились прямо-таки морские волны, а на «черепашьих пляжах» ласкала взор тихая водная гладь, отражающая бездонную глубину неба. Оставив семейство на лагерные хлопоты, я пробралась на западный участок острова, вооруженная биноклем и фотоаппаратом. Самомнение утверждало, что мне удастся не только провести черепашьи учеты, но и получить хороший снимок черепахи при наличии отсутствия «телевика». Подражая ирокезам, я прыжками передвигалась среди зарослей ив, всматриваясь в ближайшую песчаную косу. Благодаря биноклю, выяснилось, что три черные блестящие закорючки у самой кромки воды являлись вожделенными черепахами. У берега плавала еще одна рептилия, перископом держа голову над водой. Вдруг одна из черепах резво скрылась в озере. Я подивилась ее чутью, ведь до меня было около 150 метров, но потом поняла, что черепаху банально перепугала серая цапля, прохаживающаяся по косе. В дальнейшем выяснилось, что у черепах нервная система ну очень слабая в отношении любых движений, производимых любыми объектами. Они пугались даже своих сородичей, излишне резко и неожиданно выбирающихся на берег. Но чаще выход на сушу сопровождался довольно длительной подготовкой. Черепаха некоторое время плавала вдоль берега, разглядывая место будущего отдыха, ненадолго устраивалась на мелководье, и только потом выползала на берег. Слово «выползала» неточно передает красоту ее движения. Гладкий берег создавал иллюзию перетекания черепахи из одной среды в другую. Не было неуклюжих, судорожных движений, которые следовало бы ожидать от такой рептилии. Во время продвижения черепаха вытягивала свою длинную шею параллельно берегу, а, останавливаясь, принимала «позу утки», высоко поднимая голову и зорко оглядывая окрестности. Забавно, но при спугивании, черепаха неслась в озеро лихо вскидывая лапы, абсолютно теряя все изящество. На острове у черепах имелось три излюбленных песчаных косы, где и крутилась большая их часть. Но черепашья малышня избегала выползать на открытые пляжи. Строчки детских следочков мы находили на берегу лишь на тех участках, где имелось слабое заиливание, а на границе воды и суши рос не густой тростник.

Фотографироваться черепахи категорически не хотели. Самая любезная черепаха подпустила меня почти на тридцать метров, что при отсутствии телевика позволило получить снимок какого-то мутанта. Черепаха как раз приняла «позу утки». И все знакомые, разглядывающие фотографию, задавали один и тот же вопрос: что это за чудная птичка на берегу? Ежедневные бесплодные походы по косам с фотоаппаратом наперевес доводили меня до исступления. Пару раз, когда я, расслабившись, возвращалась в лагерь, что-то бормоча себе под нос (явно в состоянии перегрева на свирепом ханкайском солнце), ошалевшие черепахи выскакивали почти из-под ног. При их феноменальной скорости, я успевала только нащупать фотоаппарат, когда раздавалось прощальное бульканье. Но самый невероятный случай (учитывая осторожность этих животных) произошел на третий день работы. Стоя у кромки воды на косе № 2, я, притомившись от постоянного вглядывания вдаль с помощью бинокля, повернулась к воде спиной и с удовольствием потянулась. Тут что-то словно толкнуло меня в спину и заставило оглянуться с так и вытянутыми вверх руками. В метре от меня на поверхности воды покачивалась крупная черепашья голова, обладательница которой разглядывала меня с явным любопытством и брезгливым ужасом. Видимо животное гадало, что за своеобразную корягу выбросило на берег.

Дав себе страшную клятву все-таки сделать хороший портрет черепахи в августе, когда надо будет вернуться на остров, чтобы наблюдать вылупление черепашат, мы стали собираться в следующую экспедицию. Цели её были весьма интересны. Мы проезжали по всем районам Приморья (кроме Пожарского), где ранее учеными наблюдалась черепаха, и проводили опрос и анкетирование населения, собирая данные по современному распространению этой рептилии. Но сосредоточиться на одной черепахе не удалось. Разные экологические проблемы Приморья не просто попадались по пути. Они горели огненными письменами. От многих впечатлений осталась саднящая боль. Надеюсь, что читатель примет наши извинения за некоторую извилистость сюжета, связанную с желанием поделиться всем увиденным.

Итак, загрузив в крошечную Тойету-Короллу (в народе именуемой «лягушкой») всё нужное и ненужное я, Сергей и Вовка тронулись в путь. Машина, видимо предчувствуя кошмары приморских дорог, пыталась симулировать хронический развал с первых минут путешествия. Как только мы выехали из заповедника «Кедровая Падь», в ней стало что-то постукивать в разных местах на манер Барабашки. Затем начал греться подшипник, который заменили накануне поездки. Чтобы не развалиться в начале пути, ехали с уникальной скоростью. Только тракторам не удавалось нас обогнать. Экспедиция явно начиналась под девизом: «За черепахами — с черепашьей скоростью». Продвижение имело направление на север. Самым дальним пунктом поездки являлись верховья реки Большая Уссурка (Иман) в Красноармейском районе.

Добравшись до Кировского района, мы были приятно удивлены собственной прытью. А со временем научились не обращать внимания на машинный шантаж, за что Тойота мстила нам периодическими проколами колес.

Первую ночевку провели у старого знакомого, Вячеслава Михайловича (инспектора заповедника Ханкайский) из села Павло-Федоровка возле реки Сунгача. Три года назад я собирала в этих местах материалы для диссертации. Посему до сих пор увидев какую-нибудь жабу, либо змею, домочадцы инспектора (по их уверениям) поминают меня тихим добрым словом. Вячеслав Михайлович сообщил, что по Сунгаче в последние годы черепах стало меньше, после того, как на реке стали хозяйничать китайские рыбаки. Это наблюдение, кстати, прошло лейтмотивом, по всем нашим исследованиям. После массового появления китайцев на территории Приморья, поголовье черепах стало повсеместно снижаться. Вячеслав Михайлович рассказал много интересного о своих встречах с черепахами, я быстро заполняла первые страницы полевого дневника. Уезжать от гостеприимного инспектора после обильного ужина, бани, освежающего сна в прохладной горнице, ну никак не хотелось. Синоптики грозили наводнениями как раз в тех местах, куда мы направлялись. Но, гордо сказав свое «Ха!» стихиям мы поползли дальше.

Схема нашей работы по районам была такова. Сначала мы объезжали официальные организации: районную администрацию, лесхоз или лесничество, рыбинспекцию, комитет охраны природы, таможню и погранотряд (если таковые имелись). Далее мы ехали по небольшим деревенькам, расположенным вдоль рек, и опрашивали детей, памятуя, что это наиболее внимательная и любознательная часть населения; рыбаков, не забывая, что для большинства из них черепаха может быть объектом дохода, и, следовательно, ответ может не соответствовать действительности; пожилых людей, чтобы узнать, как жилось черепахе раньше. Иногда интересные сведения удавалось узнать у совершенно случайных людей: продавщицы из сельского магазина, милиционера с городского патруля, кочегара из детского оздоровительного лагеря и т.д.

Итак, объехав, согласно плану, официальные организации поселка Кировский, мы тронулись не на север, а на юг, до деревни Марьяновка. Там местный старожил, восьмидесятилетний старик, рассказал, что на Улахе (Уссури) черепахи есть, но немного. А вот в с. Владимировка, расположенном между Марьяновкой и Кировском на полпути, черепах должно быть много. Ну что ж, едем во Владимировку. На въезде в село попалась стайка мальчишек 10-11 лет. Услышав о черепахах, ребята оживились, и начали рассказывать, что когда бегают купаться, то часто видят этих животных. Я спросила, находили ли они кладки.

— Да, — радостно закивали пацаны. — Находили до 300 штук яиц.
— Что же вы с ними делали?
— Обкидывались. Было здорово. — Поведали юные натуралисты. — А корейцы у нас в деревне черепах принимают за деньги.

Узнав у простодушных детей, что кореянка работает рядом в магазине, мы направились туда под видом черепашьих продавцов. Кореянка сама вышла на улицу и, ощупывая нас недоверчивым взглядом, спросила, чего мы хотим. Видимо мы здорово замаскировались под браконьеров, так как она откровенно поведала, что принимает черепах по весу. Черепахи весом менее 1 кг не представляют интереса. До 2 кг они стоят по 50 рублей, а более 2 кг — 70 рублей. Войдя в роль, я закапризничала и заявила, что хочу продать свой товар подороже. Кореянка пожала плечами и сказала, что для этого мне надо ехать в Лесозаводск, а по Кировскому району это стандартные цены. Вот так вот! Может черепаха и краснокнижная, но торговля этим животным уже в первых местах нашей работы оказалась поставленной весьма капитально.

Благодаря любезности директора Кировского лесхоза, пожалевшего этих «вечно неустроенных научников», следующая ночевка проходила по-царски — в санаторном поселке Горные Ключи (Шмаковка). Вечером, распаковав в гостинице вещи, мы проехали к мосту через Уссури и далее к селу Глазовка, где, по словам местных рыбаков, раньше водилось много черепах. Увиденная картина приумерила наш исследовательский энтузиазм. Там, где в недалеком прошлом нежились на солнышке искомые рептилии, сейчас теснились люди и машины, машины и люди. Берег был плотно утрамбован не одной сотней ног. По Уссури носились моторные (явно прогулочные) лодки, от рева которых шарахалось все живое, не говоря уж о впечатлительных черепахах. Да.… Здесь мы припоздали. Правда местные утверждали, что держится довольно много черепах в районе глазовского…. свинарника.

Тем не менее «надежда умирает последней» и мы поехали в следующий пункт маршрута — Лесозаводск. Во время ритуального объезда города последней точкой, куда мы попали, был бывший комитет охраны природы. После «революционного» свержения Министерства Экологии люди, работающие в районных комитетах охраны природы, остались в «подвешенном» состоянии. Новые природоохранные структуры фактически еще не созданы, а если созданы, то еще не начали функционировать. Старые структуры никто уже не воспринимает всерьез. Получилось, что ранее созданная хрупкая сеть (а не бетонная стена, как следовало бы) охраны наших катастрофически тающих природных богатств, оказалась в зияющих дырах по всей своей площади. Все это так нелепо, что даже неудобно об этом писать. Это вроде того, как объяснятся перед международным цивилизованным обществом, что мы успешно деградируем, и, похоже, что соответствуем уже стадии полного идиотизма, так как усердно рубим сук, на котором сидим. Николай Николаевич Бондаренко — межрайонный инспектор, охватив взмахом руки на карте чуть ли не половину Приморского края, сообщил, что территория Дальнереченского и Красноармейского районов осталась на данное время фактически без охраны. Славно живется браконьерам на земле русской!

Жители уютной Пантелеймоновки, что за Лесозаводском, поведали, что по Уссури было много черепах до пуска биохимического завода в Лесозаводске. Когда завод «почил» во времена перестройки, черепаха стала снова появляться по речным старицам и озерам.

Двигаемся дальше. За окном мелькали открытые почти, что среднерусские просторы. По берегам невероятно синих озер буйствовала сочная зелень водной растительности, в ней белоснежными цветами застыли цапли.

Дальнереченск ошарашил непривычной чистотой, ухоженностью. Забегая вперед, скажу, что за этим красивым фасадом скрывалась общая для Приморья не радостная картина. За чертой города нам навстречу (т.е. в сторону Китая) неслись десятки КАМАЗов, груженных отборным лесом. По Большой Уссурке и Малиновке махровым цветом цвело речное браконьерство. Нас познакомили с лихим местным браконьером, который дал эксклюзивное интервью без излишней скромности и все порывался сообщить свою фамилию и координаты, руководствуясь принципом «танки грязи не боятся». Он честно сказал, что хочет жить и кушать, а посему ловил черепах, ловит и будет ловить. Пикантность ситуации состояла в том, что это откровенное «дитя природы» ранее работало в рыбинспекции. Что оно поведало, о своих бывших коллегах по работе мы не будем выносить на страницы печати, чтобы не попасть под обвинения в клевете. Но после разговора долго сохранялось ощущение бессмысленности нашей миссии.

Заглянув в мэрию города Дальнереченска, мы встретились с зам. главы администрации Владимиром Павловичем Ласковым, который с пониманием отнесся к нашим скитаниям. Он поведал о кошмарной ситуации, сложившейся на реке Уссури в приграничной зоне. В этом году Владимир Павлович лично наблюдал, как китайцы устанавливают вдоль своего берега специальные вентеря для отлова черепах. Причем на один километр может приходиться до двух-трех десятков таких вентерей!!! Как государственный человек Ласков нам и меры для сохранения вида предложил крупномасштабные. Он полагает, что необходимо обговорить с китайской стороной этот вопрос на государственном уровне, чтобы был принят закон аналогичный тому, который в Китае утвержден по отлову рыбы. Осенью, когда по Уссури идет красная рыба, то на реке не увидишь ни одного китайца (уважают закон, однако!). Ласков же рассказал нам местные страшилки, как в давние времена рыбаки-старожилы отрубали головы черепахам, попавшимся в сети, и выпивали их кровь.

И опять по деревням.… Поехали по селам, расположенным по долине Имана. К народу, к народу! Народ отчего-то нашему появлению не радовался. На вопрос «попадалась ли Вам черепаха в сети или на удочку?» ответ был фантастически стабилен и звучал как пароль: «Попалась…. Один раз.… Отпустил, разумеется…. Мне она зачем?».

Периодически возникали абсолютно анекдотичные ситуации. Подъезжаем к дому, в котором, по слухам, живут старожилы. Во дворе — девочка-подросток. Просим позвать папу. Девочка, кивнув головой, бежит в дом. Из-за занавески выглядывает всклокоченная папина голова, затем к калитке вылетает мама и сообщает, что папа на пасеке.

В такой жизнерадостной обстановке добрались до Новопокровки — «столицы» Красноармейского района. Там нам посоветовали сделать рывок до поселка Рощино и обратиться к Крониковскому Федору Владимировичу, директору формирующегося национального парка «Удэгейская легенда». Федор Владимирович оказался на редкость терпимым к нежданным гостям человеком. Накормил, напоил, кучу историй о будущем парке рассказал, да еще и спать уложил в своем офисе. Как выяснилось, Рощино — это фактически пограничный пост, за который черепахи выше по Иману не поднимаются. Иман возле поселка был великолепен в своей дикой силе. Струи воды играли и перекатывались, словно мощные мышцы. Тело реки блестело на солнце, и было обжигающе холодным, по сравнению с жарким воздухом. Другим ярким впечатлением от Рощино остался общий криминальный привкус обстановки. Джипов крутилось по более чем во Владивостоке. Слишком высокий процент местных жителей составляли характерные мордатые личности в цепях. Глядя на колоритные физиономии «королей леса», и вспоминая интеллигентные печальные глаза Крониковского, я понимала, что судьба национального парка, задуманного в невероятно чудесных местах, долго еще будет находиться в подвешенном состоянии.

Чтобы попасть в Самарку и Кокшаровку Чугуевского района, где по слухам черепаха еще водится, мы решили возвращаться на юг по другой дороге через Орехово и Ариадное. Ночь застала в поселке Орехово, где председатель сельсовета оказался большим любителем природы и отвез нас на ночевку в пустующий дом своих родителей в соседнее село Боголюбовку. А село то — с 1907 года. А предки то председательские здесь с 1914 года. А в соседях то — лесничий, и тоже коренной житель. Наверное, впервые за наше сумбурное путешествие мы почувствовали покой и душевную благодать. Здесь все дышало целесообразностью существования: и замшелый колодец, и бесконечные ряды ульев, пахнущих восков, и чернильные ягоды одичавшей ежевики в углу двора. Организм на уровне подсознания категорично требовал остаться здесь надолго. Да только рано утром — дальше, дальше, дальше…. За черепахой. Вечером, когда мы блаженствовали за чашкой чая, лесничий рассказал, что видел черепах, когда в молодости плавал плотогоном по Малиновке. Бревна сплавляемого леса курочили песчаные речные берега, разрушая сотни черепашьих кладок. По берегам бродили многочисленные енотовидные собаки и лисы и пировали, поедая рассыпавшиеся яйца.

Снова дорога. Штурмуем перевал. Машина устала капризничать и безропотно катила вперед в надежде поскорее вернуться в свое «стойло». Наверху остановились отдохнуть возле прозрачного ключика. Сразу накрыло облако липового аромата. Было тихо, не гремели вездесущие лесовозы, только гудели в экстазе оголодавшие овода, заметив милое скопление теплокровных. Теплокровные не выдержали натиска и покатили дальше.

За Самаркой интуитивно свернули на боковую дорогу к крошечной деревне Саратовке. Тормознули возле двух мужиков, сидевших на корточках прямо у деревенской дороги. Взглянув на лысые головы и многочисленные наколки, я расхотела проводить «опрос населения». Однако, решив не дрейфить в глазах сына, выволокла тело из машины и стала задавать букет дежурных вопросов. Аборигены поведали много интересного о местных черепахах. Затем они откровенно погоревали о том, что сюда не добираются китайцы и абсолютно некому сдавать ни черепах, ни змей, и выжидательно уставились на меня. Оставив их в состоянии глубочайшего разочарования, мы тронулись далее на юг.

Река Арсеньевка, многочисленные старицы и озерца по ее долине возле города Арсеньев и по Яковлевскому району до сих пор является черепашьим питомником. Мы порадовались, что черепахи здесь сохранились. А еще более возрадовало то, что, потолковав с местными мужиками, мы узнали, что они держат по реке «зону свободную от китайских браконьеров». Было классно услышать, что есть люди, для которых слова «Это наша земля. И нашим детям здесь жить» значат очень даже много. Собрав большой материал по распространению черепахи, мы поехали в сторону Анучинского района. Уже за Анучино наша Тойота вспомнила о своем стервозном характере и явно специально наехала на какой-то гвоздь. Пока Сергей менял колесо, я с Вовкой подошла к краю дороги, где за крутым 10-метровым спуском блестела Арсеньевка. Среди придорожных кустарников мы видели только фрагмент реки с грязноватым глиняным мысиком, выдающимся в реку и небольшим мелководным заливчиком. В воде что-то двигалось. В расчете понаблюдать за рыбами мы остановились напротив заливчика, да так и остолбенели. По грязноватому мысику ползали черепашата-прошлогодки. Некоторые из них носились в воде, гоняясь за стайками мелкой рыбешки. Мутная вода не позволяла хорошо рассмотреть подробности этой охоты, но и видимая картина вызывала неподдельный восторг. Неожиданно на берег стала выползать взрослая черепаха. Малышня, разумеется, запаниковала и ближайшие черепашата рванули в воду.

Наблюдая за бытовыми сценками черепашей жизни, я загадала, чтобы у этого животного в будующем обязательно все было хорошо. Ведь не случайно судьба подкинула нам под занавес пути такую великолепную встречу с той, за которой мы мотались по всему краю. В результате нашей экспедиции выяснилось, что черепаха в крае до сих пор сохранилась не только на Ханке, но и в большей части бассейна Уссури. Другое дело, что китайских и наших браконьеров, отлавливающих черепаху колоссально много. Идет чуть ли не промышленный отлов этой рептилии. Параллельно народ, заимев всё проходящую технику, «завоевывает» всё новые (ранее недоступные) черепашьи пляжи. Надеемся, что мы не опоздали с анализом состояния вида на российском Дальнем Востоке. А пока готовимся вновь ехать на Ханку. Там вскоре по берегу побегут к воде крошечные черепашата. Аднагулов выяснил, что у всех черепашьих бэби разный рисунок на пузиках. Будем ловить, мерить, взвешивать и зарисовывать их пузики. А потом попытаемся на основе исследований сделать умные выводы и поделиться ими с вами.